Набоков глазами «посторонней» | Nabokov vu par une «étrangere»

Сью Лайон - Лолита в одноименном фильме Стенли Кубрика, 1962 г.

Читателям этой авторецензии вряд ли что-то говорит мое имя, хотя в течение 13 лет я жила между Женевой и Будапештом с моим мужем Шимоном Маркишем*, вплоть до его смерти в 2003 году. Поэтому мне особенно дорога возможность рассказать о своей книге именно в «Нашей Газете».

Я родилась в Будапеште, венгерка, но моя книга – не перевод, я написала ее по-русски. В русский язык и культуру я влюбилась еще в 10 лет – через любовь к моим преподавателям, и Эрос их преподавания (в философском смысле) направил меня к университетской карьере. Размышления об эротическом в литературе не оставляли меня. Они объединяют главы первого раздела моей книги, в которых я рассматриваю такие темы в творчестве Набокова, как либертинизм и мифопоэтика, а также рассуждаю об обвинении его романа «Лолита» в порнографии, доказывая, что в настоящем искусстве о ней говорить нельзя. Я считаю характерным для Набокова единство трех типов экстаза: телесной любви, близости смерти и чтения, и это единство я назвала эротекстом.

Первую в жизни книгу я написала о библейских мотивах в «Конармии» Исаака Бабеля в то время, когда не только он, но и Библия были еще наполовину запрещены, в годы застоя. Я сама не до конца понимала, чем он меня захватывает, ведь тема казалась мне далекой. Я хотела понять «механизм» его текстов, разобрать их на детали, как любознательный ребенок разбирает свою игрушку. Этот метод я старалась довести до того уровня, на котором я могу вновь собрать игрушку и показать, зачем я ее разобрала. При этом мне важно было не злоупотреблять научным жаргоном, чтобы книга была доступна широкому кругу читателей.

Эта страсть разбирать тексты на микроэлементы отражается в главах третьего раздела моей книги «Узоры прозы», где я разбираю даже слова до букв (вот откуда двуязычное написание фамилии Набокова в названии моей книги). Игра со словами, звуками и буквами была излюбленным занятием авангардистов, у которых Набоков заимствовал больше, чем думали до недавних пор. К глубинному проникновению в тексты располагает и моя профессия переводчика, к которой я пришла в молодости из желания «поделиться» запрещенными и любимыми писателями – так вышел мой перевод Булгакова в самиздате.

Двойная культурная принадлежность Бабеля, русская и еврейская, определила мой интерес к двуязычным писателям с «непрочной» идентичностью, к писателям со «сдвигами». Набоков – из тех редких авторов эмиграции, которые обратили потери в приобретения, а потерь было много, от пропавшего в России имущества до убитого в Берлине отца. Набоков сделал из этого вывод, что отклонение от нормы (и даже от нормальности) заслуживает особого внимания, что маргинальность – не ущербность, а возможность увидеть вещи посторонним взглядом, остраненно (по Б. Шкловскому) и отстраненно. Подобная дистанция от реалий, мне кажется, характеризует и абсурд Хармса, и косноязычие в изображении крушения идеалов А. Платоновым. Я убеждена, что отклонение от норм является основой искусства. Творческие сдвиги, нарушения автоматизмов, которые выбиты из привычной колеи, проявляются постоянно и во всем, в том числе и в сюжетах, в творчестве Набокова, и является важным элементом в его понимании жизни как таковой. Я увидела номадизм в его героях, понимая под этим уход от стандардного, даже бегство от него, и эти неожиданные жизненные ходы тоже связаны с бездомностью (у самого Набокова, никогда не жившего в своем доме, это сознательный выбор эмигранта). Этим сдвигам посвящены главы второго раздела книги, который называется «Через пороги».

В четвертом разделе, «Отражения», я «примеряю» Набокова к сходным феноменам в творчестве других писателей (Лермонтова, А. Белого, Пастернака, Шкловского или Хармса), в которых вижу не образцы или источники влияний, но родственные явления или концепции. 

Меня часто спрашивают, сколько времени уходит на написание книги. Ответ: лет 15–20, но Набоков не отпускает меня уже 25. В 2015 году у меня вышла 928-страничная монография о нем на венгерском языке, а в книгу, о которой идет речь, вошли 22 статьи из более семидесяти опубликованных мною на шести языках за 20 лет. Удивительно, как послушно и логически они выстроились в тематический ряд уже упомянутых четырех разделов.

Меня спрашивают также, почему Набоков. Потому, что он был долгое время неизвестен в Венгрии и до сих пор известен очень узкому кругу поклонников. Потому что его тексты бросают вызов – словно горные вершины, которые нелегко преодолеть. Для  преодоления текстов Набокова требуются умственные силы, сообразительность, концентрация, многосторонние знания. Тексты Набокова воспитывают. Его образы, мышление и понимание мира настолько в меня впитались, что, если бы вдруг обнаружилась какая-то неизвестная его рукопись, я уверена, что могла бы предсказать ее тему, а мой подход стал бы подходящим ключом к разгадке.

Быть набоковедом в Венгрии – вызов особый. Научную литературу о нем библиотеки не заказывают. Для англистов он – русский, для славистов – американец. Благо, в 2017 году мы закончили венгерское издание полного собрания его прозы, я перевела с английского три его романа и восемь рассказов, несколько эссе. Несмотря на то, что меня подбадривало владение всеми тремя языками Набокова, венгру совсем непросто просить себе места в довольно закрытом обществе английских, русских и французских исследователей. Поэтому мне особенно приятно, что моя книга вышла на русском языке и стала доступной для огромной русскоязычной читательской публики, для моих коллег. Я надеюсь, что читателя, хотя бы из любопытства к некоей экзотике, заинтересует мой «посторонний взгляд», и он поверит, что он способен увидеть нечто новое.

Об авторе: Жужа Xетени (Hetényi Zsuzsa) – литературовед, удостоена престижного приза «Беллетрист» 2020 года, профессор кафедры русской литературы и русского языка 
Будапештского университета ELTE (Венгрия), доктор Венгерской Академии наук, 
эссеист, художественный переводчик.

*Шимон (Симон) Маркиш (1931-2003) – писатель, филолог-полиглот, литературный критик, публицист и переводчик, видный специалист по античной литературе и крупнейший исследователь русско-еврейской литературы. В 1974-1996 году служил профессором русского языка и литературы на кафедре славистики Женевского университета. В Женеве Маркиш выпустил на французском и русском языках книги «Эразм и еврейство», «Пример Василия Гроссмана», «Вас. Гроссман. На еврейские темы» и подготовил к печати (совместно с Е. Г. Эткиндом) спасенный роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба».

КУРСЫ ВАЛЮТ
CHF-USD 1.26
CHF-EUR 1.08
CHF-RUB 101.75
Афиша

Ассоциация

Association

Популярное за неделю

Cette question est au cœur du nouveau recueil d’essais de Mikhaïl Chichkine, Le Bateau de marbre blanc, paru récemment en français aux éditions lausannoises Éditions Noir sur Blanc et disponible dans les librairies de Suisse, France, Belgique et Canada.

Самое читаемое

Когда рост преступности опережает рост средств борьбы с ней

На наших глазах Швейцария утрачивает репутацию не только нейтральной страны, но и страны безопасной, что не может не отразиться на ее привлекательности. Терроризм, организованная преступность, киберпреступность, радикализация: угрозы, нависающие над Швейцарией, никогда не были столь серьезными.

Люба Манц: Женщина-легенда
Накануне Международного женского дня мы с удовольствием знакомим наших читателей с еще одной из наших выдающихся соотечественниц.