Премьерным во вторник был не только показ в Женеве постановки известного режиссера Омара Порраса. Это вообще был первый спектакль из абонемента Театра Каружа, показываемый в его временном, на период строительства нового здания, пристанище – Bâtiment des Forces Motrices.
Не сразу оказался в таком роскошном помещении и родившийся в Колумбии Омар Поррас: после шестилетнего опыта уличного театра в Париже он обосновался, в 1990 году, в женевском сквате под названием Гараж. Здесь и родился Театр Маландро, быстро зарекомендовавший себя, как серьезная театральная лаборатория и приглашаемый теперь на престижные фестивали и сцены.
Порраса всегда интересовали фундаментальные тексты западной литературы – «Фауст», «Дон Кихот», «Дон Жуан». Взявшись за постановку «Амура и Психеи», он хотел прикоснуться не только к Мольеру, но и, через него, к Апулею, Лафонтену и итальянским либреттистам 17 века.
На афишах и в программках спектакля указано, что он – «по Мольеру». Однако тут нужны уточнения. Дело в том, что «Психея», в первой своей инкарнации, - трагедия-балет в пяти действиях, результат совместного труда композитора Ж. Б. Люлли, балетмейстера П. Бошана, декоратора К. Вигарани и поэтов-драматургов Мольера, Ф. Кино и П. Корнеля. Известно, что обязанности разделились так: Ф.Кино сочинил стихи для арий в интермедиях (кроме Плача по-итальянски, это - Люлли), Мольер – стихи Первого пролога, первого действия, первого явления второго действия и первого явления третьего действия; он же разработал общий план трагедии, руководствуясь более нарядностью и пышностью представления, нежели драматической необходимостью. Корнель всего за пятнадцать дней дописал остальное.
Создавалось это оригинальное произведение не в порыве вдохновения, а по заказу главного французского мецената второй половины 17 века – короля Людовика XIV. И повод был отличный – карнавал во дворце Тюильри, в театре которого 17 января 1671 года и состоялся, выражаясь сегодняшним языком, «частный просмотр». Простые смертные увидели спектакль 24 июля того же года в театре Пале-Рояль – пришлось достраивать третий ряд лож, чтобы вместить всех желающих. Когда был издан текст, то из авторов на обложке остался только Мольер, а Люлли позже написал по «Психее» оперу. Первый перевод на русский язык был выполнен только в 1910 году Н. А. Брянским.
Разумеется, мы не станем оскорблять наших читателей пересказом мифа о Психее, олицетворявшей для древних греков душу или дыхание и традиционно изображаемой в образе бабочки или девушки с крыльями бабочки. Напомним лишь, что детально миф этот был разработан не Гомером, уже размышлявшем о душе, а Апулеем в его гениальных «Метаморфозах». Все, конечно, знают напоминающую сказку историю о царе и его трех дочерях, младшую из которых, Психею, приревновала богиня красоты и любви Венера и приказала своему сыну Амуру устранить смертную соперницу. Но просчиталась – сынок сам в нее влюбился. Ну и так далее, вплоть до счастливого конца, наступившего после того, как влюбленные преодолели ряд приличествующих фабуле испытаний.
«Амур и Психея рассказывает о духовном поиске, но исследует также тему запретной – из-за кастовых различий – любви между смертной девушкой и богом, что по идее должно быть невозможно. Но любовь – это завоевание, ей необходим ритуал: волшебство, нарушение границ, транс, видения, преодоление себя: вот о чем этот миф, ставший театральным проектом», - так формулирует свое видение текста Омар Поррас, сумевший вместить пятичасовой оригинал в рамки полуторачасового представления.
В просмотренной нами постановке чувствуются самые разнообразные влияния и стремления. Тут и дорогие сердцу режиссеру знаменитые колумбийские маски, и языческие пляски вокруг костра (куда смотрит пожарная охрана), и всевозможные крылышки и ангелочки, как на классических живописных воплощениях мифа, и придворные парики эпохи Мольера, и даже достойный Тюильри фейерверк. В спектакле безусловно виден режиссерский поиск, есть симпатичные находки и смешные моменты, однако мы бы покривили душой, сказав, что он произвел на нас неизгладимое впечатление. Увы, качество игры швейцарских актеров, порой скатывающихся к декламации, оставляет желать лучшего – стихотворный текст, блестящий сам по себе, воспринимается с трудом. И уж совсем субъективное замечание – Амур, бог любви все же, мог бы быть хоть чуть-чуть посимпатичнее…
Несмотря на такие бемоли, мы все же советуем вам посмотреть спектакль хотя бы ради того, чтобы познакомиться с не самой популярной из мольеровских пьес – вот кто действительно гений!
