Память как единственный документ |Mémoire comme l’unique document

Каждый год мы с нетерпением ждем объявления лауреата Литературной премии Яна Михальского, традиционно вручаемой в Монрише, потому что знаем – нас ждет открытие. В этом году нетерпение наше было особым с того момента, как выяснилось, что в престижное международное жюри вошла российская писательница Людмила Улицкая, а в списке кандидатов оказалось шесть книг, так или иначе связанных с Россией. «Как Вы видите, Россия и ее культура остаются в центре наших интересов», - подчеркнула Вера Михальски-Хоффманн, открывая церемонию. Все это радовало нас несказанно, но «болели» мы, признаемся, за вышедший в финал проект «Мемориала», и счастливы, что наши ожидания оправдались, ведь момент особый. Исторический. Как знают многие из вас, в эти дни, на основе иска Генеральной прокуратуры, в Москве Верховным судом России рассматривается вопрос о ликвидации международного историко-просветительского, правозащитного и благотворительного общества «Мемориал», еще в 2013 году зачисленного в «иностранные агенты».

Организация, существующая уже 33 года и созданная при непосредственном участии лауреата Нобелевской премии мира академика Андрея Дмитриевича Сахарова, обвиняется в многочисленных противозаконных грехах, в основном, административных, но не возникает ни малейшего сомнения в том, что дело это чисто политическое – изначально созданный для содействия установке памятника жертвам политических репрессий, «Мемориал» давно стал рупором многочисленных униженных и оскорбленных среди наших современников. Очень жаль, что угроза, нависшая над «Мемориалом», не вызвала массовых демонстраций протеста – отреагировала лишь часть интеллигенции, в России и на Западе. Наиболее острой реакцией стало, пожалуй, решение писательницы Людмилы Петрушевской отказаться в знак протеста от звания лауреата Государственной премии, что чревато для нее быть обвиненной в оскорблении президента России. «У меня сейчас отбирают Мемориал, память об осужденных и расстрелянных, о брошенных под грузовик и умерших голодной смертью, о замороженных в грузовиках по пути от лагеря к лагерю, о замученных пытками на Лубянке и на Колыме, о забитых недавно на улицах, в вагонзаках и в мили-полиции. О сидящих в заключении по сфабрикованным, фальшивым делам. О тысячах таких заключенных, опасных для властей», - написала писательница на своей странице в Фейсбуке. Схожие по сути, но отличающиеся по эмоциональному накалу тексты опубликовали и другие уважаемые деятели науки и культуры. Но где же те тысячи «простых граждан», о чести и достоинстве которых, их самих и их близких, пеклись все эти годы сотрудники «Мемориала», по крупинкам восстанавливая нашу общую память, столь склонную к амнезии?! Говорят, на почту «Мемориала» приходит много писем с поддержкой, жаль, что они нам не видны. 12 ноября отказаться от планов по ликвидации «Мемориала» потребовали от российских властей США и ЕС, на прошлой неделе аналогичную просьбу озвучила на встрече с министром иностранных дел Сергеев Лавровым председатель ОБСЕ Анн Линде. Результат рассмотрения иска Верховным судом должен быть объявлен завтра, 25 ноября, и крохотная надежда на успех еще остается. Крохотная. Но остается. А потому так важно и прекрасно, что за два дня до этого о «Мемориале» говорили в Швейцарии. Perfect, так сказать, timing.

Однако Премии Яна Михальского удостоилась не организация, а конкретная книга, и потому поговорим предметно о ней, искренне сожалея, что не все авторы смогли приехать в Швейцарию – часть осталась в Москве, готовиться к суду. Читая русскоязычный оригинал книги, мы испытывали те же эмоции – содрогание, ужас, подступающие слезы, что и в 2013 году, когда взяли в руки фолиант «Большой террор в СССР в 1937-1938 годах», вышедший в лозаннском издательстве Éditions Noir sur Blanc под редакцией польского фотографа и журналиста Томаша Кижни. (Интересно, что предисловие к этому впечатляющему изданию написал Арсений Рогинский, возглавлявший тогда «Мемориал», а несколько дней назад подпись Томаша Кижни появилась под открытым письмом в поддержку «Мемориала», опубликованным в польской Gazeta Wyborcza). Оба издания – документальные, не художественные, отчего представленная в них правда производит еще большее, совершенно ошеломляющее впечатление.

Начнем с небольшого лингвистического отступления.

Жители Москвы, Санкт-Петербурга и других крупных российских городов, не задумываясь употребляющие словечко «гастарбайтер» для обозначения «понаехавших» в Россию рабочих из бывших союзных республик, чаще всего даже не подозревают о его происхождении, важном в контексте данной публикации. Гастарбайтер (нем. Gastarbeiter; дословно: гость-работник, по-русски - «приглашённый рабочий») - это термин, обозначающий иностранца, работающего по временному найму. Слово было заимствовано в 1970-х из немецкого языка и получило широкое распространение в конце 1990-х в СМИ на территории СНГ, начиная с Москвы и Санкт-Петербурга, а затем вошло в разговорную русскую речь. При этом в отличие от таких слов, как «гастроль» (выступление в гостях) или «гаст-профессор» (приглашённый для чтения курса в другой ВУЗ), также пришедших в русский из немецкого, слово «гастарбайтер» чаще всего имеет негативную, уничижительную или ироническую окраску. Действительно, поток мигрантов в СНГ не был вызван приглашениями, а стал результатом невозможности достойной жизни в родной стране, при этом сами гастарбайтеры считают применение к ним этого термина оскорбительным.

Думаем, абсолютное большинство пользователей этого словечка не догадываются, что термину «гастарбайтер» предшествовал термин «остарбайтер», обозначавший людей, отправленных во время Второй мировой войны в Третий Рейх из Восточной Европы на принудительные работы. 3,2 миллионам «остарбайтеров», угнанным в Германию и в большинстве своем вернувшимся в СССР с усеченными правами и запретом на собственную историю, и посвящен труд коллектива авторов – Алёны Козловой, Николая Михайлова, Ирины Островской и Ирины Щербаковой, которых чествовали вчера в Монрише. А знак, которому благодаря огромной проведенной ими исследовательской работе, не суждено уже стереться, – это обозначение «OST», которое должно были носить подневольные рабочие с востока, как евреи – желтую звезду или букву J.

Авторы не определяют свой труд ни как историческое исследование, ни как сборник архивных документов, а называют его «мозаикой», сложенной из самых разных источников: писем, почтовых открыток, документов, редких уцелевших дневников, но главное – устных рассказов выживших «остарбайтеров», для которых сохраненная память стала единственным документом. То, что включено в книгу, – лишь верхушка айсберга, ведь огромный массив коллективной памяти утерян безвозвратно.

Удивительно – впрочем, так ли удивительно? – что судьба этих людей взволновала прежде всего не их самих и не их родственников и потомков, и не российское руководство, но депутатов фракции «зеленых» германского Бундестага. С их легкой и, добавим, справедливой руки Германией были выплачены компенсации жертвам за их рабский труд, а в России началась серьезная исследовательская работа, занявшая 25 лет.

Ознакомление с книгой «Знак не сотрется» позволило нам не только совершить немало исторических открытий, но и получить конкретное подтверждение информации, когда-то краем уха услышанной, но как-то не оформившейся. При всем многообразии собранных свидетельств их объединяют некоторые общие факторы. Первый: коллективная судьба этих людей была просто-напросто вычеркнута из публичного пространства, и это несмотря на то, что уже на Нюрнбергском процессе массовое использование рабского труда стало важной частью обвинений, выдвинутых против руководства Третьего Рейха. Вернувшиеся на родину «восточные рабочие» имели статус репатриантов, День Победы на них, так сказать, не распространялся – они не признавались ни жертвами, ни участниками, ни ветеранами войны. Второй: всех этих людей объединяет чувство обиды за то, что их страдания, все пережитые ими лишения и издевательства не признаны на родине; что их подозревали в предательстве, и что часто им приходилось смиряться с заменой «этикетки» – с «русской свиньи» в Германии на «немецкую подстилку» дома. Третий: всех их объединяет не объясняемое логикой чувство вины – вины за то, что, будучи в большинстве своем малообразованными подростками, они дали себя угнать, как скот, в вагонах для скота, вины за то, что не погибли. И четвертый фактор: пронесенный сквозь всю жизнь страх. Перед всем.

Современного читателя не может не поражать проскальзывающая практически во всех свидетельствах покорность судьбе, принятие в качестве норм жизни довоенную нищету, голод в начале 1930-х и террор в их конце, социальную несправедливость в целом и конкретные случаи крайней жестокости людей в отношении себе подобных, жестокости, которую можно без преувеличения назвать зверством. И при этом – практически единогласная вера в праведность советского строя и стремление вытеснить из памяти весь негатив.

«Сегодня судьбы этих людей снова (также как и других жертв войны – военнопленных, узников концлагерей, военных инвалидов) плохо вписываются в официальную картину войны, из которой снова вытесняется трагическое, сложное, противоречивое, а история «восточных рабочих» не вписывается в глянцевую и упрощенную победную картину. Задача этой книги и состояла в том, чтобы напомнить об этих людях, по сути ставших жертвами двух диктатур, об их судьбе и их памяти», - сказала вчера в Фонде Яна Михальского Ирина Щербакова, выступая от коллектива авторов. Лучше и не скажешь.

Надо понимать, что на оккупированных территориях оказались в основном люди, которых не успели или не сочли нужным эвакуировать. Их было порядка 60 миллионов человек. Среди них встречались разные: и те, кто наивно полагал, что война не продлится дольше нескольких месяцев, и те, кто отрыто радовался немцам и встречал их хлебом-солью, и те, кто просто полагался на столь понятное нам всем «авось». Были те, кто, воспользовавшись случаем, сводил счеты с соседями и давал волю самым низменным своим инстинктам, например, врожденному антисемитизму, подхлестываемому фашистской пропагандой. Были сволочи среди «своих» и были нормальные люди среди немцев, и об этом правдиво говорится в книге, хотя трудно не сделать вывод, что исключения лишь подтверждали правила.

Публика в Фонде Яна Михальского сидела в оцепенении, когда Ирина Островская и Ирина Щербакова читали отрывки из книги, а когда вокальный ансамбль из Лозанны пел, по-русски, «Три духовных хора» Альфреда Шнитке и «Богородице, дево, радуйся» из «Всенощного бдения» Сергея Рахманинова, у многих на глазах выступили слезы.

«Знак не сотрется» - страшная книга, но прочитать ее нужно. Зачем? Спросят некоторые. Зачем ворошить это неаппетитное прошлое? С одной единственной целью – чтобы оно не повторилось. Жюри Премии Яна Михальского оценило «неустанную работу по восстановлению исторической правды, ведомую неправительственной организацией Международный Мемориал, которая благодаря этому документальному повествованию о судьбах миллионов остарбайтеров выполнила сложную задачу сохранения их устного наследия от уничтожения и искажения. Обеспечив письменный след голосу гражданского общества в контексте, когда история переписывается в угоду политическим целям, книга «ОСТ» представляет собой коллективную память, важную для будущего нашего общества». Спасибо за это признание.

От редакции: Эксклюзивное интервью Людмилы Евгеньевны Улицкой «Нашей Газете» Вы сможете прочитать в рубрике «Наши люди» в ближайшие дни.