Катерина Бересток: «Нам надо жить дальше» | Kateryna Berestok : « Nous devons continuer à vivre »
Наша Газета: Катя, как для вас началась война?
24 февраля мама разбудила меня в 6 утра – война! Я сначала не поняла, а потом вижу, что окна начали очень сильно подскакивать, а на улице дым. Все начали друг другу звонить, обсуждать, что делать. Одни говорили: границу перешли, надо прятаться. Другие – не переживайте, это скоро кончится. В первые полдня кто-то еще выходил в магазин, хотя машины с улиц исчезли почти сразу несмотря на то, что заправки работали. А вечером начали показывать разрушенные здания – в основном, военные объекты. На второй день из дома уже не выходили, начали расчищать подвалы, у кого-то, в новых домах, они уже оборудованы под бомбоубежища, а у нас, в пятиэтажке без лифта, – самый обычный, с пылью, с плесенью. Постоянно слышались взрывы бомб, но где-то далеко. Паники не было. Но бензозаправки закрылись, как и некоторые магазины. Такси подняли цены невероятно, а на третий день в три раза взлетели цены на хлеб, и все равно за ним выстроились очереди – на полках магазинов оставались чипсы и пиво. Но потом наш мэр все это прекратил, договорился о доставке хлеба пожилым людям, установил комендантский час.
Как реагировали на начало военных действий Ваши родители?
Моя мама – детский врач, но сейчас не работает по специальности. А папа – нейрохирург, работает в больнице. С первого же дня туда стали съезжаться все врачи с семьями, чтобы не тратить время на дорогу. Больницам сразу начали помогать волонтеры. Папа проводил там практически все время, заезжал домой на пару часов. Вообще люди быстро сорганизовались, начали собирать продукты и деньги для армии, отдавали даже так называемые «ковидные». Началась паника.
У Вас прекрасный русский язык. А украинским Вы тоже владеете?
Да, конечно. Документооборот на работе у меня на украинском, а между собой мы на обоих языках спокойно разговариваем, мы уважаем друг друга. Мои родители – русскоязычные украинцы.
Вы понимаете, почему я задаю этот вопрос? Языковой вопрос используется, как одно из объяснений войны. Скажите честно, есть такая проблема?
Нет, и никогда не было. Наверно, стоит отдельно выделить западную Украину – там, если ты обращаешься к кому-то на русском, то тебе принципиально отвечают на украинском. В Харькове такого нет. Я с моим затем как общаюсь? Он со мной на украинском, я с ним на русском. И никто не обижается.
Давайте попробуем вернуться на несколько лет назад. Вы равноценно владеете двумя языками. Задело ли Вас в свое время принятие закона, лишившего русский статуса национального языка?
Нет. Это было сделано, чтобы усилить украинский как национальный язык. Но за людьми оставили право общаться на любом языке, и никто не ограничивал их в общении. У нас у всех есть родственники в России, и они нас поддерживают. Чего стали бояться? Информационной войны. Люди не знали, чему верить. Теперь знают.
Каким образом Вы оказались в Швейцарии?
У меня есть приятель, француз, он работает в Женеве в ООН. Как только началась война, он сразу предложил помощь. Честно скажу – у меня много друзей за границей, и многие предлагали приехать, пересидеть. Но только он сразу сказал, что будем искать работу. И я приехала. У меня есть жилье, он познакомил меня со своими друзьями, появилось живое человеческое общение, что так важно для интеграции. Я подала документы на статус S, жду ответа.
Трудно ли было принять решение уехать?
Трудно, тем более что папа остался – на третьи сутки в больницу начало поступать очень много людей, надо было их спасать. Он до сих пор живет в больнице. А в последний момент и мама передумала уезжать, хотя поначалу собиралась. Мы уехали из Харькова на пятый день войны к моей сестре - там, где она живет, тогда было тихо. Уезжали под бомбежками, причем совсем уже не военных объектов. Расстояние в 250 км мы преодолевали полтора дня, пять женщин, мама за рулем. Приехали. Три дня не могли спать – из-за тишины. Мама осталась там, а я с ее подругой-врачом поехала дальше. Сначала автобусом до Львова, 20 часов. Потом мне посоветовали взять билет на польский автобус, за два часа прошла границу – это быстро. Проснулась в Кракове, оттуда переехала во Вроцлав. Знаете, на каждом этапе хотелось остановиться, остаться, ведь везде оказывались люди, готовые приютить, помочь. Но решение было принято, и я ехала дальше. В итоге из Варшавы 15 марта прилетела в Женеву.
На Украине низкий уровень вакцинации против коронавируса, всего 35%. Спрашивали ли у Вас необходимые документы на пути в Швейцарию?
Лично я вакцинирована. В Польше с этим строго, у меня спросили сертификат, я показала. И все.
Какие впечатления от Женевы?
Как другой мир, как глоток свежего воздуха – смотришь на гуляющих людей, и отвлекаешься от своих мыслей. Я уже однажды приезжала в Женеву – в 2016 году, на курсы по международному законодательству в области авиации, которые здесь проводит IATA. Поскольку я хорошо знаю английский язык, директор Харьковского аэропорта меня направил. Класс был прямо в аэропорту, а в город ходили гулять. Мне очень нравятся здесь люди – никто не отказывается по-английски общаться, все готовы помочь.
Какие Ваши дальнейшие планы?
Дождаться документов и искать работу. Главное – найти первую, любую.
А дальше? Ведь война кончится, как будут дальше жить соседние страны, Украина и Россия?
Сложно мне сейчас сказать. У меня никогда никаких негативных чувств к России не было, и сейчас я понимаю, что люди есть разные. Но когда я вижу, как российская армия убивает наше мирное население… сами понимаете. И ведь у русских солдат тоже где-то есть мамы! И Беларусь тоже… У нас же граница с Белгородом, у всех есть родственники и там, и тут. И вдруг выясняется, что новый госпиталь на границе, который предназначался для ковидных больных, оказался для военных.
А у нас военкоматы переполнены, люди готовы защищать свою страну. Не хватает касок, формы, продуктов, хотя волонтеры очень стараются. Очень многие сидят по подвалам с новорожденными и грудными детьми, но люди держатся. Украинцев хотели разъединить, а получилось – наоборот, мы очень сплотились. В принципе, каждая страна имеет право выбирать, на чьей она стороне, но, когда мы видим такую всеобщую поддержку, это придает силы.
Давайте поговорим немного о роли СМИ, об информации и пропаганде…
В самые первые дни войны нам сказали бояться информационного оружия – оно убивает психологически. Одни говорят одно, другие – другое. Но все мои русские друзья говорят, что российское телевидение смотреть невозможно.
Изменилось ли отношение украинцев к президенту Зеленскому?
Очень! С начала войны он заслужил огромное уважение. Конечно, в первое время после его прихода к власти были недовольные – слишком много перемен. Но чтобы что-то начать, надо что-то кардинально изменить. Сейчас, во время войны, он пользуется огромным доверием. Он отстаивает нашу страну и не сдается, он показывает наш национальный характер.
Нет ли на Украине ощущения, что запад, прежде всего, США, как бы науськивали-науськивали, а потом – в кусты?
Есть. Мое субъективное мнение такое. Все говорили, мы поможем, поможем, поможем. А сейчас, на практике, наш президент выступает и говорит, что целые дни проводит в переговорах, в то время как на местах сражается наша армия, наши ребята погибают.
Как Вы думаете, чем все это кончится?
В политическом плане, должно быть достигнуто перемирие, найдено компромиссное решение. Моральную победу мы уже одержали. А в плане отношений, вряд ли будет, как раньше. Очень жаль, что и хорошие люди пострадают.
Давайте представим позитивный сценарий для Вас лично: Вы найдете работу в Женеве, а война кончится. Вернетесь домой?
Не знаю. По дому я скучаю, и он всегда будет моим домом, и город наш обязательно восстановят. А как у меня будет складываться, посмотрим… Друзья спрашивают, не боюсь ли я разницы в менталитете. А я не боюсь, ведь главное, какие ценности в тебе заложены.
Искренне желаю Вам, чтобы все сложилось хорошо!
Ассоциация
