Борис Никольский, Красный Крест и история русского рассеяния. Часть 2 |

Из Швеции в начале 1920-х гг. семья Никольского с маленькой дочерью перебирается в Женеву, где Борис Александрович работает переводчиком и помощником Юрия Лодыженского, возглавлявшего  Красный Крест старой организации и способствовавшего его регистрации как международного общества. Дело в том, что к этому времени Советская Россия восстановила деятельность Красного креста и заявила о международной его составляющей, но русская эмиграция отстояла свой Красный Крест – его работа стала жизненно необходимой инвалидам, обездоленным эмигрантам, особенно старшего поколения, сиротам и больным детям. За первые пять лет эмиграции через госпитали, больницы, амбулатории и поликлиники Красного Креста за рубежом прошло более 60 тысяч человек. Так что у Никольского и его коллег работы на этом поприще было немало.

Но Никольский занимался не только Красным Крестом. Он входил и в международный Нансеновский комитет, который сыграл огромную роль в легализации наших русских беженцев за рубежом, выдавая им паспорта, с которыми многие прожили всю жизнь, не будучи подданными ни одной страны, и еще в ряд организаций. Денег за это платили немного, часто работа осуществлялась на общественных началах. В своих дневниках Никольский он пишет о том, как трудно ему приходилось: общественными должностям обвешан, а там, где деньги платят, невозможно получить должность. Его дневники передают чисто бытовое напряжение - как надо было обучать дочь, искать достойное жилье для семьи. Только к концу жизни он обрел относительно благополучное положение.

В этом архиве оказались и документы, свидетельствующие о деятельности Никольского в Русском Трудовом Христианском движении, они перекликались с теми архивными материалами, которые уже были в собрании ДРЗ и дополняли те сведения о Никольском, которыми располагали его сотрудники. Борис Александрович был генеральным секретарем РТХД, по сути, профсоюза русской эмиграции за рубежом. Это была именно трудовая эмиграция, не богемная, не артистическая. Союз существовал в основном во Франции, где было 30 таких трудовых колоний, а также в Югославии и в Болгарии. Поскольку русская эмиграция в Швейцарии была немногочисленной, там был только небольшой центр РТХД, который размещался в православном Крестовоздвиженском храме в Женеве. Духовно это движение окормлял отец Сергий Орлов, а Никольский был в оргкомитете этого движения и по сути главной рабочей силой. Возглавлял РТХД Александр Ильич Лодыженский, брат главы Красного креста.

Есть в архиве Николького, переданном в Москву из Женевы, и целый комплект его личных документов, начиная с России. Есть и документы отца Бориса Александровича, который был одним из последних Министров Земледелия в царском правительстве. Так что архив интересный и требует изучения. «Дневники Никольского еще не прочитаны и не расшифрованы - это огромная работа. Фрагментарно мы смотрели эти записи, там много интересного - весьма качественное письмо у Бориса Александровича. Почерк трудноват для чтения, но стилистика очень хорошая, - делится Игорь Домнин. – Перед Первой мировой войной, еще будучи молодым специалистом, он подготовил интересную книгу, а в эмиграции под псевдонимом выпустил книгу, посвященную Трудовому христианскому движению. Кстати, и об этом движении в современной России известно еще очень мало, хотя организация была активной. Одно время ею выпускался бюллетень, его издателем был бывший офицер, кадет Сергей Григорьевич Двигубский, один из деятелей РТХД. Он был и художником, и чертежником, и так оформлял этот рукописный бюллетень, что он выглядел, как печатный. Никольский писал туда статьи.

Имя и личность Бориса Никольского были широко известны в кругах лидеров русской эмиграции, о чем свидетельствует его сохранившаяся в архиве переписка, например, с К. К. Гулькевичем и с П. Б. Струве. Есть письма Никольского к Ивану Александровичу Ильину -  Борис Александрович сотрудничал с журналом «Русский колокол», который Ильин издавал с 1928 по 1930 годы, предоставляя статьи, в которых давал характеристику количественному и социальному составу русской эмиграции в тот период. Эти данные, хотя их и нельзя назвать полными, дают представление о зарегистрированных беженцах в первые годы эмиграции.

Что же касается проблем русской эмиграции за рубежом, Никольского интересовали прежде всего социальные, юридические и даже бытовые проблемы - жизненно важные вопросы для людей, укоренявшихся за рубежом. Он помогал людям обустраиваться, регистрироваться, легализоваться. Каких-то манифестов, декларативных политических высказываний в его публикациях, дневниках, других документах практически нет. Аналитическим путем можно определить, что ему близка была конституционная монархия. Сегодня его назвали бы центристом, а в терминологии прежнего времени он был, пожалуй, либеральным консерватором. Судя по характеристика некоторых его современников, он был человеком в какой-то степени нерешительным, в чем-то робким, осторожным. Но при этом – человеком дела, и дела конкретного.

Личный архив Никольского помогает проникнуть в глубины его личности, более конкретно увидеть его человеческие качества. В нем много благодарностей от разных людей за помощь, которую он им оказывал.

Полное, всестороннее исследование личности и деятельности Никольского ждет своих исследований. Основной его архив находится сегодня в Америке - либо в Колумбийском университете, либо в Библиотеке Конгресса США, куда он сам передал материалы и документы в 1960-ые годы (Борис Александрович скончался в 1969 году). В ДРЗ - меньший архив, но и это –. полторы больших коробки, наверное, полтысячи листов, рукописей, документов, хорошо сохранившиеся тетради, записные книжки. Это его дневник. Есть очень трогательные документы его жены, несколько ее вещей, которые передала Елизавета Борисовна. «О ней и нашем общении надо вспоминать отдельно, как и о счастливых встречах с другими нашими старыми эмигрантами. Да, это наша работа. Но каждая встреча и дружеское общение на протяжении ряда лет западают глубоко в сердце, - заканчивает свой рассказ Игорь Домнин. – Это люди эпохи, люди, которые несли в себе эпоху, и по ним мы как раз можем судить о том качестве эмиграции, русского беженства, которое наблюдалось в ХХ веке. Именно благодаря им сохранились многие материалы и часть их находится в нашем фонде. Пример Никольского в этом смысле показателен».