Трагедия семьи Новиковых |La tragédie de la famille Novikov

Отношения между СССР и Швейцарией, окончательно разорванные после убийства в Лозанне в 1923 году В.В. Воровского, к 1945-му были далеки от улучшения. В последние месяцы Второй мировой войны и сразу по ее окончании Швейцария и ее политика подвергались очень острым нападкам со стороны советской прессы, прежде всего в той ее части – печатных изданиях и радиопрограммах, которая была предназначена для заграницы, явно для того, чтобы вызвать осуждение Швейцарии всем мировым сообществом. В ноябре 1945 года в своей докладной записке о швейцарско-советских отношениях на имя Вальтера Штуки, главы отдела иностранных дел Федерального политического департамента, ключевой фигуры швейцарской дипломатии на протяжении многих десятилетий, издатель и дипломат Франсуа Лашеналь, доверенное лицо, сотрудник и соратник В. Штуки по работе в швейцарской миссии в Виши, писал: «Когда говорят о фашизме в Европе, Швейцария регулярно упоминается после Франко и Салазара». По мнению Ф. Лашеналя, атмосфера в отношениях c СССР способна была поменяться только в результате «безвозмездных жестов доброй воли». Одним из таких «жестов доброй воли», совершенных, правда, после изящного выкручивания рук и шантажа с заложниками, и стала история, случившаяся с семьей Новиковых. Эта история поражает не только драматичностью, но и загадочностью, ибо правда и вымысел тесно в ней переплелись.

Швейцарская сторона предоставляла комиссии доказательства того, что с советскими интернированными обходились так же, как с военнослужащими других армий, однако не все обстояло так просто. В сентябре 1941 года швейцарские власти решили не пускать в страну советских военнослужащих, бежавших из немецкого плена. И хотя формально этот запрет сохранялся до июля 1942 года, его никогда не исполняли в полной мере, и первые бывшие советские военнопленные были приняты в Швейцарии уже в апреле 1942-го и без всяких формальностей.

По действовавшим до 12 августа 1944 года правилам не пропускали в страну только так называемых «гражданских беженцев», то есть, прежде всего, работавших в Германии иностранных рабочих. После же августа 1944-го принимались все, за исключением тех иностранных военнослужащих, в делах которых были указания на «неприемлемые проступки», то есть нарушения ими законов и обычаев войны. 7 сентября 1944 года был издан соответствующий приказ по швейцарской армии. Он касался в первую очередь тех военнослужащих специальных подразделений германской армии и полиции, а также воевавших на немецкой стороне иностранных и этнических вооруженных формирований, как, например, РОА, которые могли совершать военные преступления на оккупированных территориях. Поэтому в беседах с советской делегацией швейцарские официальные лица всячески подчеркивали, что чины «армии Власова» – как скопом именовали все антисоветские вооруженные формирования и как их продолжают именовать
в российском обиходе, несмотря на всю разношерстность этих частей и подразделений, – находятся вне компетенции работы совместной комиссии, ибо они в принципе не должны были находиться в Швейцарии. Советские представители выражали протест непредоставлению убежища бывшим «власовцам», ибо, с их точки зрения, «власовцами» были те же советские граждане, только завербованные, вопреки их желанию, под чуждые знамена.

Все шло более или менее гладко, комиссия завершала работу. Между 11 и 30 августа десять эшелонов с советскими гражданами покинули Швейцарию. К сентябрю 1945 года оставались нерешенными три группы вопросов: о положении многочисленных выходцев с Кавказа, об интернированных, находившихся в швейцарских тюрьмах по уголовным статьям, и о двух перебежчиках, имена которых слились в единое «дело Кочетова–Новикова».

Параллельно бернским переговорам в Германии летом 1945 года швейцарские дипломатические и военные представители договаривались о возвращении домой швейцарских граждан, оказавшихся в советской зоне оккупации. Этот вопрос затрагивался и на встречах с делегацией А.И. Вихорева в Берне, но советская сторона довольно жестко поставила его разрешение в зависимость от вывоза из Швейцарии интернированных советских граждан. Это условие крайне удивило швейцарцев, ибо никаких препятствий для выезда советским интернированным швейцарцы не чинили.

Чтобы вернуть домой своих сограждан, Швейцария была готова на любые уступки. Козырей у советской стороны было больше, и главный среди них – обусловленная экономическими вопросами швейцарская заинтересованность в восстановлении дипломатических отношений. Торг людьми шел невообразимый. В письме из Федерального политического департамента к генерал-майору Вихореву от 7 ноября 1945 года швейцарская сторона предлагала менять осужденных у них за уголовные преступления советских граждан, досрочно освободив их из тюрем по всей стране, на арестованных советскими властями в Германии по схожим статьям швейцарцев (причем в Швейцарии не знали даже, существовали ли вообще такие люди или нет). Были названы имена шести советских граждан, которых швейцарские власти предлагали обменять на шестерых швейцарцев. Два имени было названо сразу: служащие швейцарской миссии в Будапеште Харальд Феллер и Макс Майер, арестованные НКВД в феврале 1945 года. Шел обмен человека на человека, как будто речь шла о военнопленных, причем Швейцария находилась совершенно не в выигрышном положении: чтобы вернуть добропорядочных граждан, выпускала из тюрьмы осужденных, порой за весьма тяжкие (покушение на убийство!) преступления.

Фигуранты же вышеупомянутого «дела Кочетова–Новикова» были таковы. Военный летчик Геннадий Никитович (или Никитич) Кочетов перелетел 8 мая 1945 года на истребителе Як-9 из чехословацкого Брно в Мюнхен, в американскую зону оккупации, а затем, когда американцы отказались его принять, приземлил самолет на военном аэродроме Дюбендорф в кантоне Цюрих. Инженер Владимир Михайлович Новиков, который, согласно швейцарским документам, был «директором Экспериментального завода в Москве», эвакуированного в 1942 года в Свердловск, выкрал чертежи военного предназначения, которые затем продал третьим странам. Проживал в 1943–1944 годах в Италии, а летом 1944-го попросил с семьей убежища в Швейцарии. Имена Кочетова и Новикова впервые возникли на переговорах в сентябре 1945-го, когда в письме за подписью генерала Вихорева от 13 сентября советская сторона просила выдать ей этих людей.

Архивные сведения о Владимире Михайловиче Новикове, имеющиеся в Федеральном архиве Швейцарии в Берне, в Службе по контролю за населением кантона Во и в Центральном архиве ФСБ России, весьма скупы и противоречивы. Ныне здравствующие и живущие в Швейцарии внук и внучка Новикова не знают, к сожалению, ничего.

Если сопоставить все известные сведения, то мы узнаем, что Владимир Михайлович Новиков родился 29 июля 1911 года. Его родителей звали Михаилом и Екатериной, девичья фамилия матери была Жильцова. Ни анкет, ни фотографий В.М. Новикова в беженском досье не сохранилось – быть может, просто из-за того, что полноправно зарегистрироваться как беженец он не успел. Первые серьезные документы семья оформляла только в 1947 году, через полтора года после его исчезновения, все же старые анкеты Владимира Михайловича за ненадобностью уничтожили. В сохранившейся самой первой швейцарской анкете беженца, заполнявшейся женой Новикова Тамарой Львовной в кантоне Тичино 18 июня 1944 года, она писала, что муж родился в «Шемякино (Сталино)». Сама же Тамара Львовна, урожденная Брунц, родилась 3 апреля 1913 года в Москве, у нее оставались родители, брат и две сестры, а свекровь Екатерина Новикова жи-ла на период 1943 года в Макеевке, на Донбассе.

Далее в той же анкете Тамара Львовна писала, что они с мужем являлись апатридами с апреля 1943 года, то есть с момента оставления оккупированной советской территории. Когда именно и при каких обстоятельствах Новиковы оказались по другую сторону фронта, в 1941 или 1942 году, непонятно. Все источники тут – вторичные, и ни одному из них верить нельзя. По словам Тамары Львовны, ее муж-инженер занимался созданием новых видов автоматического оружия. Во время оккупации район, где он работал, был занят немецкими войсками. Имеется в виду, видимо, Донбасс, но, если поверить версии о московском заводе, эвакуированном в 1942 году (!) в Свердловск, что позже было обозначено в швейцарских документах, то что мог делать в разгар войны на Донбассе, оккупированном еще осенью 1941-го (!), директор важного оборонного завода, номенклатурное лицо? Во время оккупации муж Тамары Львовны выезжал как минимум в одну командировку в Берлин, чтобы представить там свои изобретения, но, в конце концов, по приглашению итальянского правительства в апреле 1943 года оказался в Италии.

В сентябре 1943 года власть в Италии поменялась, Муссолини был свергнут, и новое правительство заключило перемирие с союзниками. По утверждению Тамары Львовны, тогда же Новикова арестовали. После освобождения в декабре 1943-го Новиков продолжал жить в Риме, под немецкой оккупацией, и при этом получал денежные выплаты от союзников (!), стремившихся предотвратить выдачу им важных секретов немцам.

Затем Новиков решил бежать в Швейцарию, но под видом поездки в Берлин. Официальных документов на въезд в Швейцарию у него не было, но по рекомендации швейцарского консула в Комо 15 июня 1944 года семья Новиковых из трех человек – Владимир, Тамара и их пятилетняя дочь Татьяна – оказалась на швейцарской земле, нелегально перейдя итало-швейцарскую границу в Каббио, кантон Тичино, с «нансеновским паспортом», то есть, в данном случае, документом на лиц без гражданства, выданным в Италии. Это был важный момент: если Новиков легально жил и работал в Италии, то его нельзя было именовать «советским русским» и, следовательно, определять вместе с последними в один лагерь. История швейцарских лагерей для интернированных знала примеры острых конфликтов «советских русских» с «антисоветскими», т.е. с бывшими членами вооруженных прогитлеровских формирований, пока тех и других не догадались помещать в разные лагеря.

Интернированы Новиковы были 13 июля. Их определили сперва в Кьяссо, затем в беженский лагерь Каза д’Италия в Лугано, а с октября 1944 года – в лагерь Ала Матерна в Ровио, на другом берегу одно-именного озера. С начала 1945 года их адресом стал беженский центр в замке Монт-Шуази в Ля Розья, части водуазской коммуны Пюйи. В феврале 1945 года у Новиковых в Лозанне родился сын Игорь, а в ноябре 1945-го они оказались в приюте Ле Террас в Террите. Приблизительно с февраля 1945 года Владимир Новиков нашел работу во Фрибурге – его в качестве инженера наняла тамошняя фабрика по производству металлической упаковки. С тех пор он проводил рабочую неделю во Фрибурге, приезжая в Террите к семье только на выходные.

Как случилось, что очень известный инженер и конструктор (если верить имеющимся публикациям), пусть даже строжайше засекреченный в Советском Союзе, оказался совершенно неизвестен среди знатоков истории вооружений и военной техники и в России, и на Западе? Ведь разработки Новикова, согласно некоторым исследователям, пытались у него в 1943–1945 годах купить/выкрасть/выбить чуть ли не все страны мира, от Германии с Италией до Англии с Америкой, а также Испания и Аргентина.

Ответ прост: все это, видимо, неправда. Причем не исключено, что неправда, изначально запущенная самим Новиковым, чтобы выгоднее продать свою свободу и независимость. Такому тезису есть косвенные доказательства. В Швейцарском федеральном архиве имеется свидетельство Альфреда Цендера (1900−1983), швейцарского дипломата, по происхождению русского швейцарца, уроженца Московской губернии, бывшего советника швейцарской миссии в Берлине и одновременно переводчика на переговорах с советской делегацией. Согласно Цендеру, протокол допроса, учиненного Новикову в Отделе полиции Федерального департамента юстиции и полиции, не содержал никаких сведений о чертежах, которые, по словам генерал-майора Вихорева, были Новиковым сначала выкрадены, а затем переданы немцам. Сведения о чертежах со швейцарской стороны подтвердил Цендеру лишь один человек: некий капитан Шерер, офицер связи швейцарской армии, который беседовал как с Новиковым, так и с членами советской делегации. Факт кражи Шереру удостоверил якобы лично Новиков, который при этом даже уточнял, что речь идет о чертежах пулемета с тремя заменяемыми стволами и ракеты дальнего действия, которая станет известна в Германии под названием «Фау-1» (!). Это вооружение якобы производилось на военных заводах Германии и Италии по вышеупомянутым чертежам, но, по особой просьбе Новикова (!), никогда не должно было использоваться против Красной армии.

Таким образом, если капитан Шерер ничего не перепутал, Новиков просто-напросто вешал лапшу на уши своим швейцарским собеседникам. Если воспринимать слова Новикова (а вернее, слова Шерера, переданные Цендером) всерьез, то получается, что швейцарцы имели дело не просто с выдающимся конструктором, гением, способным работать в самых разных областях – от автоматического оружия до ракетной техники, но и с таким всемирным авторитетом, который диктовал условия генералам Вермахта и самому фюреру. Нет оснований предполагать, что это бред больного человека, – мы, видимо, имеем дело с настоящей «разводкой», с выдумкой, которую из-за секретности военной области, да к тому же по свежим следам (Нюрнбергский процесс с его разоблачениями открывался только 20 ноября 1945 года), проверить было невозможно. А умелая выдумка могла не только сохранить жизнь беженцу и его семье, но и помочь подороже продать себя.

От редакции: Продолжение рассказа о Владимире Новикове читайте в нашем завтрашнем выпуске.