Сераль, с которого смахнули пыль |Le sérail dépoussiéré

Незадолго до начала нынешнего музыкального сезона, первого для новой руководящей команды Женевской оперы, у нас была возможность побеседовать с ее драматургом Кларой Понс (см. интервью с ней в печатном выпуске НГ № 15). Зашел разговор и о постановке «Похищения из сераля». Узнав, что вместе с опытным бельгийским режиссером Люком Персевалем классическое либретто, продержавшееся с 1782 года  и по определению относящееся к сонму священных музыкальных коров, будет «перерабатывать» турецкая писательница Асли Эрдоган, находящаяся в вынужденной эмиграции, мы попросили объяснить ход мыслей дирекции.

– Приглашая к сотрудничеству многих известных людей, не связанных напрямую с миром оперы или балета, мы надеемся заинтересовать новую публику, что совершенно необходимо, ведь нет необходимости убеждать в прелестях классики тех, кто уже в них верит, – ответила тогда Клара Понс. – Что касается приглашения Асли Эрдоган для работы над «Похищением из сераля», то мне кажется, что в сегодняшнем политическом контексте невозможно ставить это произведение буквально, не интерпретируя его. Только так мы даем ему шанс на новую жизнь. Вообще, участь произведений искусства – подвергаться адаптации, нет в нашем мире незыблемых констант. Асли Эрдоган, как настоящий интеллектуал, способна, разумеется, различать либретто (в котором ее смущал излишний ориентализм) и действительность. Мысли же ее и сочинения касаются универсальных ценностей, существующих в любые эпохи.

И вот через несколько дней спектакль будет представлен публике, а потому уместно немного рассказать об этом произведении великого Амадея. Начнем с терминов. Напрягшись, мы не смогли вспомнить иной контекст, кроме связанного с этой оперой, в котором употреблялось бы слово «сераль», пришедшее в европейские языки от персидского Serai.

Кто из читателей может сразу, не задумываясь сказать, что оно означает? Не будем вас томить, тем более что значений несколько – от общего («большой дом, дворец»), до более конкретного (в странах Востока дворец султана и вообще мусульманского правителя) и прямого указания пальцем (султанский дворец в Стамбуле). Кроме того, этим словом определяется женская половина такого дворца, или гарем. (Кстати, в русском языке сохранилось считающееся сегодня устаревшим слово «серальник» – там в додемократические времена величали российских помещиков, заведших себе сераль (гарем) из крепостных девушек.)

Если бы мы рискнули найти пятно на солнце по имени Моцарт, то могли бы поехидничать на предмет того, что эта опера, которую современники называли зингшпилем, то есть веселой пьесой с музыкой, была данью композитора моде. Дело в том, что Вена ХVIII века была помешана на всем турецком – от специй до экзотических костюмов и музыки. Вот и Моцарт поместил действие в Турцию, правда, веком раньше. При этом состав действующих лиц вполне интернациональный: вполне приличный (и бессловесный) паша Селим, понятное дело, турок; молодая красивая испанка Констанца; ее английская служанка с немецким именем Блондхен, что означает «маленькая блондиночка» (без всякого намека на умственные способности); молодой испанский вельможа с французским именем Бельмонт, в котором явно «читаются» приятные внешние данные его обладателя, и его слуга Педрильо (без перевода и без намеков).

Суть простенького сюжета такова: паша Селим держит красавицу Констанцу (в этой партии дебютирует на женевской сцене сопрано Ольга Пудова) в заключении в своем дворце/серале, а влюбленный Бельмонт жаждет ее освободить. Со всеми вытекающими отсюда клише с восточным акцентом, призванным усилить комичность действия. Именно это и не нравится авторам женевской постановки.

«Некоторые произведения неподвластны времени, но другие плохо стареют и отражают пережитки прошлого: дискриминацию на основе происхождения, сексуальной ориентации и других стереотипов… слишком много подобных примеров в опере», - читаем мы в коммюнике Большого театра Женевы, решившего наполнить произведение 18 века современным звучанием.

Не стоит, наверное, мудрствовать в поисках ответа на вопрос, почему на роль «переписчика» пригласили именно Алси Эрдоган: дело же происходит в Турции, паша насильно держит во дворце пленницу, а Алси, не будучи, как говорится, даже однофамилицей президента современной Турции, находится в оппозиции к его режиму, потому и живет в Женеве. Ее вклад в постановку состоит, согласно распространенной театром информации, в введении части ее романа «Волшебный мандарин» в либретто «Похищения из сераля», не защищенного законом об авторском праве. Улучшило ли это произведение Моцарта, мы сможем судить, посмотрев постановку, билеты на которую можно заказать на сайте театра.