Милое воображение, за что я больше всего люблю тебя, так это за то, что ты ничего не прощаешь.
Сюрреализм основывается на вере в высшую реальность определенных ассоциативных форм, которыми до него пренебрегали, на вере во всемогущество грез, в бескорыстную игру мысли…
Андре Бретон, «Первый манифест сюрреализма», 1924

Но эссенция сюрреализма осталась там, в далеком Париже 20-40-х годов прошлого века, в первых опытах автоматического письма Бретона и Супо, в ускользающих, хрупких образах Поля Элюара, в провокационных фантасмагориях Сальвадора Дали и тревожных видениях Рене Магритта…

Если официальной датой рождения сюрреализма считается 1924 год – дата публикации «Первого манифеста», то его автор учтиво напоминает, что «весьма многие поэты (если подходить к их результатам поверхностно) - начиная с Данте и Шекспира в его лучшие времена - могли бы прослыть сюрреалистами». На протяжении манифеста Андре Бретон цитирует внушительный перечень имен классиков мировой литературы, от немецких романтиков, Гюго и Маркиза де Сада до Бодлера, Малларме и Эдгара Аллана По, которые, по его мнению, могли бы стать и считаться сюрреалистами в полном смысле слова.

Совсем иными образами наполнены красочные фантазии каталанского художника Хоана Миро, которого Андре Бретон неслучайно назвал «самым красивым пером на шляпе сюрреализма». Но для Миро творческий процесс не ограничивался безоговорочным следованием за потоком бессознательного и не складывался из фиксации мыслей и видений, не сдерживаемых рассудком. Его произведения – чуткий поиск взаимосвязей между реальным миром и миром абстрактных символов, магических ассоциаций, в которых скрываются самые сокровенные тайны природы и космоса. По своей философии произведения Миро близки, скорее, символическим гармониям Пауля Клее или поэтичным «Соответствиям» вселенной Шарля Бодлера.
Сюрреализм, воплощенный Максом Эрнстом – великим экспериментатором, никогда не останавливающимся на достигнутом и предвосхитившим абстрактный экспрессионизм американской живописи, - представлен в своих лучших образцах, в частности, благодаря уникальным произведениям из коллекции Пегги Гуггенхайм. Американская поклонница авангарда не только с 1938 года выставляла работы сюрреалистов в своей лондонской галерее, но и поддерживала дружеские связи с художниками. Именно благодаря ее вмешательству Виктор Браунер, художник румынского происхождения, соединяющий в своем творчестве сюрреализм с эзотерическими учениями, смог бежать от нацистов в нейтральную Америку в 1941 году.

Личные отношения с кругом сюрреалистов оказали решающее влияние и на создание коллекции Симоны Коллине, урожденной Кан. Первая жена Андре Бретона была одним из самых активных сподвижников нового авангардистского направления на первых фазах его развития. Ее статьи печатались в журналах, издаваемых сюрреалистами, она лично руководила Бюро сюрреалистических исследований, открытым на улице Фонтэн в их с Бретоном доме. Здесь же зародилась и совместная коллекция предметов искусства и живописи.

Произведения французского поэта и художника Ханса Арпа, одного из основателей движения «Дада» в Цюрихе, повлиявшего на эстетическую концепцию сюрреализма, и Пабло Пикассо, некоторые произведения которого близки сюрреалистической форме, соседствуют с залом Рене Магритта. Бельгийский художник, хоть и отрицательно относился к психоанализу в искусстве, кажется, бессознательно опирался в своем творчестве на некоторые понятия, сформулированные Фрейдом. Впрочем, быть может, он только интуитивно нащупал в безднах сна и подсознательного те откровения, для описания которых теоретическим изысканиям не хватило бы слов.
Сюрреалистическая вселенная Магритта соткана из вполне привычных предметов, возникающих в неожиданных сочетаниях и конфигурациях: человек с яблоком вместо лица, поезд, вылетающий из камина, растения, превращающиеся в птиц, дождь из силуэтов человечков… Странное сочетание провоцирует визуальный шок, заставляет зрителя невольно вглядываться в изображение, открывать в нем магические грани реальности. «Тот, кто ищет символических значений, не постигает поэзию и тайну образа», - писал Магритт, творчество которого превосходно иллюстрирует эстетический принцип «случайной встречи» двух несовместимых предметов, заимствованный основоположниками сюрреализма у французского романтика Лотреамона.

«Сюрреализм – это я!» - фраза гениального провокатора-каталонца, так не понравившаяся Бретону, в каком-то смысле оправдана: ибо кто, как ни Дали, на протяжении долгих лет почти ни разу не изменял принципам сюрреалистического искусства, выпуская на прогулки по холсту самые откровенные игры бессознательного, импульсивного начала?
В 1933 году Дали публикует эссе «Об ужасающей и съедобной красоте архитектуры в Ар Нуво»: по его мнению, современные здания воплощают примитивнейший фантазм человечества – поглотить объект своей страсти. Ироничный каталонец переформулирует хорошо известную его современникам фразу из романа Андре Бретона «Надя»: «Красота будет конвульсивной, или ей не быть» в «Красота будет съедобной, или ей не быть». Отсюда – эротико-кулинарные образы, населяющие полотна мастера до середины 1930-х годов. Дали разрабатывает целую теорию взаимодействия мягких и твердых тел («фаллический хлеб» или «жидкие яйца»). Идея пожирания предмета страсти становиться навязчивой на картинах этого периода: один объект медленно поглощает другой, сама материя, кажется, бунтует и занимается самопоглощением.

Многочисленные выставки, посвященные сюрреализму или отдельным представителям направления, были организованы в базельской галерее Эрнста Бейелера еще при жизни ее создателя: в 1974 году – «Сюрреализм и живопись», в 1995-96 – «Сюрреализм, мечта века», «Пикассо surréal» и «Рене Магритт. Ключ к сновидениям» в 2005 году. С ретроспективой парижского сюрреализма Фонд Бейелер впервые охватывает самое бессознательное из авангардистских движений во всей его целостности, с соответствиями и противоречиями, неизбежными в любом проявлении гениальности.
"Дали, Магритт, Миро: парижский сюрреализм"
2 октября 2010 - 29 января 2011