«О, эта музыка в Ouchy…» |"Oh, cette musique à Ouchy..."

Русский язык! Да с «ер»! И – Цветаева! Стрелки часов словно начинают вращаться в обратном направлении, и мы, незаметно для самих себя, делаем шаг в другое измерение: 1903 год, конец лета, август, бархатная Лозанна…

Семью Цветаевых никому особо представлять нет нужды: отец  - И. В. Цветаев, профессор Московского университета, основатель Музея изящных искусств на Волхонке, носящего имя Пушкина; мать – пианистка Мария Мейн, да две дочки – Марина и Анастасия.

Марина мать не просто любила – боготворила. Увы – Мария Мейн была больна чахоткой, и жить ей оставалось совсем немного.  Пытаясь исцелиться от страшного недуга, на протяжении нескольких лет она проходила процедуры в Италии и Германии, Швейцарии и Франции, а вслед за ней путешествовали и ее дочки – обучались в разных странах,  познавали мир в его многообразии. Так, в августе 1903 год судьба привела их в Лозанну, в пансион сестер Лаказ.

Что сказать? Сестры Цветаевы влюбились в Лозанну с первого взгляда: город острых шпилей и каменных домов, карабкающихся от набережной Лемана вверх по горкам, все выше и выше. Тихий шелест каштанов, удивительный плеск озерных вод и розовеющий к вечеру воздух набережной  Ouchy, где до отъезда матери они так любили гулять, не замолкая ни на мгновение – словно спеша успеть наговориться с самым дорогим человеком. Так начался их первый и единственный год в Швейцарии.

Все здесь складывалось самым замечательным образом (хотя, быть может, в детстве у каждого из нас все удивительно и прекрасно?): строгие, но такие славные и мудрые сестры Лаказ, Люсиль и Маргерит,  подруги-пансионерки – сестры-армянки из Египта, немки, француженки, темпераментные испанки… С утра – занятия по арифметике и французской грамматике, географии и древней истории; в обеденный перерыв – игры во дворе пансиона, в тени великолепного платана, на ветвях которого можно было прятаться друг от дружки.

Раз в неделю девочек вели на службу в католический собор. Кстати сказать, сестры Цветаевы прибыли в Лозанну после Италии законченными атеистками, но неторопливые беседы с Люсиль и Маргерит, с аббатом собора, да плюс  волшебство католических служб и цветных витражей,  магия органа – все это сделало из атеисток таких рьяных католичек, что даже немного напугало их мать…

Лозаннская жизнь продолжалась: занятия, споры пансионерок о Боге и безбожии, о смерти и о жизни после смерти… Свои традиции: после хорошей отметки у самого строжайшего из преподавателей пансиона – учителя музыки мсье Бишофа – героиня дня должна была в компании подруг спуститься по улочке вниз, к кондитерской, и купить всем сладкие угощения…

Золотые листья слоем покрывали мощенные камнем улочки; дело шло к зиме. В ноябре-декабре, в рано наступавших сумерках ярко освещались витрины кафе и магазинчиков, оформленные в рождественском духе, даря каждому замершему перед  ними человеку надежду на то, что впереди – все самое замечательное…

Какие моменты детства остаются в нашей памяти, как своего рода спасательный круг – то, что не даст утонуть в заботах и хлопотах жизни? Ответ прост: самые светлые и прекрасные. Для сестер Цветаевых, в жизни которых было много тяжкого и трагичного, тот год в Лозанне остался прекрасным моментом, чем-то сказочным и теплым.  «С первого взгляда – привязанность к Лозанне (точно когда-то в ней родились, точно именно этот город мы видели в детстве, во сне)», - напишет  много позже в своих «Воспоминаниях» Анастасия Цветаева.

А чем стала Лозанна для Марины? Наверное, этот город остался в ее памяти  удивительным чудом благодаря последним мгновениям общения с матерью. Весной 1904 года Мария Мейн в очередной раз приехала в Лозанну навестить дочерей. Надо ли говорить, как счастливы были сестры: каждый день, сразу после занятий обе бегом спускались по каменным лабиринтам города к набережной Ouchy, по дороге забегая в кондитерскую, чтобы купить булочки с изюмом. И вот с этим нехитрым угощением все трое усаживались за столиком у окна в гостинице: женщина с усталой складкой у рта и две розовощекие, радостно возбужденные девочки. О чем они говорили? Как и все мамы и дочки – о том, что жизнь прекрасна, надо лишь учиться жить и ловить ее счастливые  моменты… Эти вечера остались в памяти великой поэтессы Марины Цветаевой удивительно яркой картинкой, как те, что все мы любили разглядывать в детстве в стеклянных шариках; вот почему много позже Марина, ощутив сладкую горечь ностальгии,  напишет эти летящие строчки:

Держала мама наши руки,
К нам заглянув на дно души.
О, этот час, канун разлуки,
О предзакатный час в Ouchy!

"Все в знаньи, скажут вам науки.
Не знаю... Сказки - хороши!"
О, эти медленные звуки,
О, эта музыка в Ouchy!

Мы рядом. Вместе наши руки.
Нам грустно. Время, не спеши!..
О, этот час, преддверье муки,
О вечер розовый в Ouchy!