Марина Ромаш родилась в Москве, закончила художественно-графический факультет МГПУ, правда, еле дотянула до получения корочки – на подходе был первый ребенок. Сейчас в семье трое детей, старшему 19. С 2007 года все живут в Швейцарии, где уникальное дарование Марины получило признание.
Отведав приготовленного хозяйкой изумительного пирога, мы спустились в ее мастерскую, где царит единственный допустимый беспорядок – творческий!
Наша Газета: Марина, как проявился талант к рисованию?
Марина Ромаш: Родные говорили про меня, что я родилась с карандашом. Действительно, еще совсем маленькой я рисовала, рисовала, рисовала целыми днями. Креативность была бешеная! Я могла отрезать кусок занавески, потому что что-то надо было срочно создать. Мои уникальные родители не только ни разу меня не попрекнули, но, наоборот, всячески поддерживали и видели во мне то, что я сама не видела.
Ваши родители были как-то связаны с искусством?
Совсем нет! Мой отец был инженером, дошел до замглавного инженера Ингурской ГЭС, крупнейшей на Кавказе гидроэлектростанции. Мы на целых шесть лет уехали с ним вдаль от цивилизации, в рабочий поселок. Я помню, из всех командировок папа тащил мне туда мольберты, холсты, масляные краски…

А когда Вы начали серьезно учиться рисовать?
Когда мы вернулись в Москву, я поступила в 1-ую Художественную школу имени Серова на Пречистенке, и это перевернуло мой мир. Насколько тяжело мне было в обычной средней школе, настолько прекрасно я ощущала себя там. От самого особняка, в котором располагалась школа, веяло солидностью. Преподавательский состав был уникальный. Помимо того, что все педагоги были настоящие мастера, потрясала их интеллигентность, их уважительная манера обращения с нами, детьми. Потом, в МГПУ, уже ничего подобного не было.
Но профессиональную деятельностью в полном смысле слова Вы начали уже в Швейцарии?
Да, так получилось, что после института я полностью ушла в семью, а уже приехав сюда, почувствовала, что надо начинать что-то делать. Однако быстро поняла, что возможностей для дополнительного образования здесь мало, а получить его, несмотря на хорошую базу, хотелось. Пыталась куда-то пристроиться, но все было не то. Мне вообще кажется, что людям нашего склада, перфекционистам, очень трудно полностью самореализоваться, всегда чего-то не хватает. И неуверенность в нас живет, боязнь оказаться не на уровне.

Но насколько я понимаю, выход нашелся…
И это стоило таких жертв?
Как Вам сказать… Курс эмали оказался слабым, школьного уровня, а вот ювелирка – очень серьезной. Глаз и моторика у меня уже были поставлены, так что я могла легко впитывать все новое. А потом нашла курс, который давала в Бергамо известная английская портретистка Джили Байрон, выполнявшая заказы даже для королевы. Я зарезервировала. И именно этот курс стал стартом для последующего движения. Вернувшись в Женеву, я думала, что сразу начну новую жизнь…

А оказалось – не сразу?
Сначала вообще ничего не получалось. Я стучалась во все двери и получала от ворот поворот, руки опускались. Контраст с Италией был огромный, я чувствовала себя отверженной. Наступил момент, когда я решила, что надо перестать тратить время.
Чувствую, себя Вы скажете «и вдруг»…
Именно! Но сначала надо сказать, что в Женеве у меня появились прекрасные подруги. Мне вообще кажется, что лучшие русские женщины, самые умные, самые красивые живут именно здесь! Мы собрались большой компанией перед Новым годом, и я оказалась за столом напротив незнакомой мне дамы, с которой с упоением пробеседовала весь вечер. А под конец мне достался сувенир от нее – тарелочка с принтом часов Патек Филипп, как можно найти у них в музее. Выяснилось, что очаровательная дама работает в этом знаменитом бренде. Это была судьба. Новая знакомая передала мое досье Сандрин Стерн, отвечающей в фирме за всю творческую часть, и через пару месяцев, которые показались мне вечностью, я получила приглашение на встречу с ней.

Мандражировали?
Не то слово! Это было мое первое интервью в жизни, по-французски я говорила плохо, в горле сидел ком… Госпожа Стерн была очень проста и приветлива, говорили мы долго, но в итоге она сказала – «это не наш уровень». Я взмолилась и добилась шестимесячной отсрочки отказа – за это время мне нужно было повысить свою квалификацию. Следующие полгода прошли как в угаре: я забросила все свои домашние обязанности, ни с кем не встречалась, никуда не ходила – рисовала, рисовала, рисовала. И получила от мадам Стерн вердикт: «Вот теперь – да». И мы начали сотрудничать. После проб 2014 года, в 2016-м «мои» часы уже были выставлены в Базеле.
Марина, на последнем аукционе Only Watch часы Patek Philippe были проданы за более 6 миллионов франков. Понятно, что есть модели и подешевле, но все же, объясните, пожалуйста, непросвещенным – почему так дорого?
Объясню! Можно рисовать невероятно красивые вещи, но, когда они переходят в плоскость часового кадрана с его микро, 0,3 мм, толщиной, вам не хватает базы, на которую можно, так сказать, опереться. Бывает, что работаешь месяц, а работу сдать не можешь – не получается перенести эскиз! Огромное количество ручной работы – одна из главных причин высоких цен.

Вам задают сюжеты или Вы сами придумываете?
Все сама, и цель – чтобы понравилось. Сначала было очень страшно, а теперь ничего. На 2019 год уже приняты три моих дизайна, а может, будет и больше. За месяц получается сделать максимум шесть рисунков-эскизов, это очень кропотливая работа, чистое искусство, им нельзя заниматься в стрессе, между стиркой и глажкой. И рука не должна дрожать, и мозги должны быть в фокусе, потому что эмаль сродни шахматам – надо просчитывать шаги.
Как Вам кажется, руководство Patek Philippe вам доверяет?
Надеюсь! По крайней мере, на последнем общем сборе меня посадили рядом с президентом фирмы, господином Стерном, который меня похвалил! Но работаю я без контракта, и дистанция соблюдается. Мне кажется, их немного пугает моя неуемная энергия, они к такому не привыкли. По словам людей опытных, на притирку менталитетов нужно десять лет. (Смеется)

А до начала этого сотрудничества Вы вообще интересовались часами?
Совсем нет! Я люблю смотреть на все, что блестит, но не носить. Да и занялась я все же не чисто часами, а именно эмалью, которая используется и в часах. Мне очень жаль, что в Швейцарии, в отличие от Англии, не сохранилась традиция заказов эмалевых медальонов и портретов – это же так красиво!
Хотели бы Вы поработать и с другими часовыми брендами?
Конечно, но пробиться сложно – у каждого есть свои художники и эмальеры, которым лишняя конкуренция не нужна.
Есть ли у Вас творческая мечта?
Их у меня огромное количество! До того, как заняться миниатюрой, я очень любила художественные работы больших форматов. А теперь мечтаю поучаствовать в театральных постановках, поработать с декорациями… Совсем недавно вместе с одной знакомой-ювелиром занялась ювелирным дизайном. Когда-нибудь, возможно, начну преподавать, но пока хочется творить, творить, творить!