Идея нации-государства – одна из наиболее мощных парадигм современной политической мысли. Она означает, что в рамках определенных границ и под управлением законного правительства проживает некая однородная группа, в идеале – этнически схожая. Философ Эрнест Геллнер как-то саркастически заметил: «Каждая нация должна иметь страну, и каждая страна должна иметь нацию, и хорошо бы они совпадали».
История насчитывает немного истинных наций-государств. Большинство из них исключали, а то и проявляли насилие по отношению к тем, кто не относился к доминирующей группе. Истинные нации-государства не были добры к меньшинствам.
Во время недавней поездки в Киев я задавал представителям принимающей стороны три базовых вопроса: 1) что такое «украинская идентичность»? Что означает быть украинцем, а не поляком или русским? 2) С чем вы садитесь за стол переговоров, чтобы выйти из сегодняшнего кризиса? Говорить, что Крым должен быть возвращен, что Украина должна стать членом НАТО и что должно прекратиться вмешательство ЕС и России в ее внутренние дела – все это не является позицией на переговорах. 3) Как, с вашей точки зрения, Москва рассматривает нынешний кризис? Говорить, что Владимир Путин – воплощение Гитлера, что он пытается восстановить советскую империю, не является рациональным анализом его мотивов и, конечно, не поможет в преодолении кризиса.
Ни на один из этих вопросов я не получил адекватного ответа. Я даже не уверен, что вопросы эти были в полной мере поняты.
Первый вопрос лежит в сердце кризиса. С юридической точки зрения границы между странами могут различаться, но по сути своей они обычно произвольны, как, например, линия широты между США и Канадой. Другие границы могут быть природными, как Рио Гранде, разделяющая США и Мексику. Но миф о нации-государстве по-прежнему предполагает, что даже в случае искусственных границ, или искусственно начерченных границ (как в большей части Африки) внутри этих границ должна быть какая-то гомогенная группа. В то время как суверенитет – это политическое и юридическое понятие, принадлежность к нации – вопрос чувств и эмоций. Можно ощущать себя швейцарцем, американцем и кем угодно. Мы гордимся, когда наша страна выигрывает футбольный матч или когда отечественный теннисист блистает на международной арене. Мы отождествляем себя с соотечественниками.
Что же происходит, когда политическое/юридическое гражданство не совпадает с эмоциональной принадлежностью? В ресторанах, которые я посещал в Киеве, люди говорили по-русски, но они были гражданами Украины. Когда я задал вопрос об украинских национальных героях – думая о Вильгельме Телле – то ответа не получил. Что обеспечивает единство страны? Не существует украинской национальной идентичности, укорененной в общей культуре, религии или языке. Как многие регионы бывшего Советского союза, Украина была частью большей идентичности с собственной ограниченной идентичностью, оставляя возможность отдельным регионам, например, Крымской автономной республике, развивать свою.
Может показаться странным, что в глобализированном мире возникает все больше традиционных геополитических противостояний. Но именно из-за глобализации стремление к эмоциональной идентичности стало столь важным. Миф о нации-государстве по-прежнему с нами, но понятия нации и национальности становятся все более хрупкими. Несмотря на возможность быть гражданами сразу нескольких стран, наша личная идентичность стала проблемой.
Фред Холлидэй замечал, что в девяти из 12 исторических истинных наций-государств осуществлялся геноцид. Миф о нации-государстве по-прежнему с нами. Мы продолжаем настаивать на термине нация-государство, потому что должны принадлежать, относиться к чему-то. Но к чему? Для людей, живущих сегодня в границах Украины, это и политико-юридический, и эмоциональный вопрос.
От редакции: Оригинал текста Даниэля Уорнера вы найдете в его блоге.
