Фанданго в русском исполнении | Fandango à la russe

Петроград в 1921 году. Кадр хроники (DR)

Удивительно, как некоторые российские авторы, отошедшие на родине на второй план, а то и никогда не выходившие там на первый, продолжают вызывать интерес зарубежных издателей и читателей. Совсем недавно мы писали о возникшем из детства благодаря новую изданию на французском языке Михаиле Пришвине, сегодня поговорим об Александре Степановиче Гриневском (1880-1932), вошедшем в историю литературы под именем Александр Грин. Собственно, разговор о нем мы начали еще десять лет назад, когда представили вам переводчицу Марион Граф, с легкой руки издателя Владимира Димитриевича донесшую до франкоязычной аудитории «Бегущую по волнам», одно из последних крупных произведений писателя, написанное в 1928 году и прославившееся, в частности, благодаря советско-болгарскому фильму 1967 года с великолепной Маргаритой Тереховой.

Рассказ «Фанданго» написан годом ранее и по размеру тянет на повесть, в какой-то степени это – эскиз к «Бегущей по волнам» в том смысле, что он тоже из категории фэнтези. Действие начинается в зимнем Петрограде 1921 года. В голодном заснеженном городе, где в том же году были расстреляны участники Кронштадского восстания и поэт Николай Гумилев, главный герой Александр Каур, «захваченный цыганским ритмом», встречается с загадочной иностранной делегацией, и эта встреча кардинально меняет его жизнь. «Войдя» в мистическую картину, он переносится в солнечный город на море - Зурбаган, в иную, счастливую реальность, придуманную долго прожившим в Крыму Грином и присутствующую во многих его произведениях.

«Зимой, когда от холода тускнеет лицо и, засунув руки в рукава, дико бегает по комнате человек, взглядывая на холодную печь, – хорошо думать о лете, потому что летом тепло. Мне представилось зажигательное стекло и солнце над головой. Допустим, это – июль. Острая ослепительная точка, пойманная блистающей чечевицей, дымится на конце подставленной папиросы. Жара. Надо расстегнуть воротник, вытереть мокрую шею, лоб, выпить стакан воды. Однако далеко до весны, и тропический узор замороженного окна бессмысленно расстилает прозрачный пальмовый лист.

Закоченев, дрожа, я не мог решиться выйти, хотя это было совершенно необходимо. Я не люблю снег, мороз, лед – эскимосские радости чужды моему сердцу. Главнее же всего этого – мои одежда и обувь были совсем плохи. Старое летнее пальто, старая шляпа, сапоги с проношенными подошвами – лишь этим мог я противостоять декабрю и двадцати семи градуса».

С этих слов начинается рассказ, который мы рекомендуем читать, уютно завернувшись в плед в хорошо обогреваемой квартире. Описание Грина, от которого так и веет холодом, никак не вяжется с ритмом фанданго зажигательного испанского танца, исполняемого в паре в сопровождении гитары и кастаньет. «Я боюсь голод, ненавижу его. И боюсь. Он искажение человека. Это трагическое, но и пошлейшее чувство не щадит самых нежных корней души», признается главный герой, и лишь тот, кто пережил холод и голод, способен до конца понять глубинный смысл это кажущегося таким простым признания. Александр Грин писал о голоде и холоде не понаслышке. Перебывав маркировщиком, грузчиком, пекарем, переписчиком, банщиком, актером, Александр Грин часто терял работу, нищенствовал, и тогда его настигали голод и гибельное сознание своего одиночества в мире. Только испытваший голод человек способен написать: «Пустые кастрюли...пахнут голодом.»

Устав от неустроенности, Грин добровольно пошел в солдаты, его последние годы прошли в крайней бедности, хлопоты Осипа Мандельштама ни к чему не привели: после его смерти в 1932 году Грина перестали издавать. В середине 1940-х годов, в годы борьбы с космополитизмом, была пущена в ход легенда об «иностранце русской литературы», созданная еще в дореволюционный период. О Грине забыли до 1960-х, когда, на волне оттепели, он вернулся к массовому читателю, а его творчество получило кардинальную переоценку: новое поколение критиков рассудило, что его непобедимая романтика – не уход от жизни, а приход к ней – с душой нараспашку, с верой в добро и красоту людей…

Герой «Фанданго» Александр Каур, явно смахивающий на автора, постоянно насвистывает зажигательную мелодию, согреваясь ею и наполняя его сводимый голодом желудок далекая солнечная Испания так же недостижима, как волшебный Зурбаган. Герой «отгораживается мотивом» от повседневности: «Я превозмог мороз тем, что закурил и, держа горящую спичку в ладонях, согрел пальцы, насвистывая мотив испанского танца.» Повседневна эта безрадостна достаточно прочитать описание прохожих на улице Петербурга столетней давности, чтобы проникнуться ею: «Прохожие были одеты в пальто, переделанные из солдатских шинелей, полушубки, лосиные куртки, серые шинели, френчи и черные кожаные бушлаты. Если встречалось пальто штатское, то непременно старое, узкое пальто. Миловидная барышня в платке лапала по снегу огромными валенками, клубя ртом синий и белый пар. <> Мрачные молодые мужчины шагали с нездешним видом». Причем принципиально не по тротуару.

Нищета страны победившего социализма, на черно-сером фоне которой выделяются цыгане с их пестрыми, хоть и рваными шалями, длинными юбками и золотыми браслетами. Цыгане, «внушающие неопределенную зависть и образ диких цветов», неудержимо тянут к себе Александра Каура, а с ним, вероятно, и самого Грина. «Что им история? эпохи? сполохи? переполохи? Я видел тех самых бродяг с магическими глазами, каких увидит этот же город в 2021 году, когда наш потомок, одетый в каучук и искусственный шелк, выйдет из кабины воздушного электромотора на площадку алюминиевой воздушной улицы», - пишет он, как и многие фантасты, заглядывая на сто лет вперед. Сто лет прошло. Вряд ли сегодня можно встретить на улицах Санкт-Петербурга цыганский табор. Впрочем, и воздушных электромоторов не видно, хотя электромобили уже присутствуют.

Отсылок к произведениям русской литературы как современного Грину периода, так и более раннего и позднего, в рассказе столько, что всех и не перечислишь. Как не увидеть в шагающем под снегом в старом летнем пальто Кауре гоголевского Акакия Акакиевича в его шинели? Не вспомнить нарисованный очаг в коморке папы Карло аналога картины, ведущей в иную жизнь? Как не узнать булгаковского Воланда в испанском профессоре с его свитой и подарками и не восстановить в памяти образы страны будущего, созданные Евгением Замятиным в романе «Мы»? Не сомневаемся, что, перечитывая рассказ, каждый найдет еще много других, близких ему параллелей.

Александр Кауров выходит из дома, чтобы отнести на почту заказное письмо, и отсутствует два года, после чего возвращается к жене Лизе уже в 1923-й год и купленному на рынке лещу. Гражданская война кончилась, жизнь как-то налаживаетсяНе хотелось бы многим из нас сегодня так «отлучиться»?

От редакции: Ностальгирующим по «добрым старым временам» предлагаем послушать песню «Зурбаган» в исполнении Владимира Преснякова...

КУРСЫ ВАЛЮТ
CHF-USD 1.13
CHF-EUR 1.06
CHF-RUB 94.81
Афиша

Ассоциация

Association

Популярное за неделю

Le chef-d'œuvre de Modeste Moussorgski mis en scène par le metteur en scène espagnol Calixto Bieito est actuellement présenté sur la scène du Grand théâtre de Genève. Voilà ce que j’en pense.

Всего просмотров: 1269
Для тех, кто из джаза

Хорошие джазовые фестивали в Швейцарии не редкость, но все-таки базельский «Offbeat» событие совершенно особенное. Рассказываем о программе юбилейного, тридцать пятого по счету форума джаза в городе на Рейне.

Всего просмотров: 1227
«Кость» для Международной Женевы?

Иньяцио Кассис объявил об увеличении бюджета международной Женевы на 5%, то есть на 1,2 миллиона швейцарских франков в год. Мнения политических кругов опять разделились.

Всего просмотров: 1223
Сейчас читают
Как опошлить «наше всё»?

В женевском кинотеатре «Cinelux» трижды показали фильм «Пророк. История Александра Пушкина». Авторы низвели «солнце русской поэзии» до собственного уровня. По крайней мере, попробовали.

Всего просмотров: 2260