Секреты швейцарских мастеров и советские часовщики в штатском |Les secrets des artisans suisses et les horlogers soviétiques en civil

Как известно, дипломатические отношения между СССР и Швейцарией были восстановлены в 1946 году, после двадцатитрехлетнего перерыва. Идеологические обиды стали быстро забываться и превратились в желание ‒ сначала одностороннее, ходатайствовали об этом исключительно швейцарцы: предприниматели, банкиры, финансисты ‒ наладить официальное сотрудничество не только с влиятельным победителем в мировой войне, но и просто с огромной страной, в которой (как они верили) могли успешно работать швейцарская промышленность и банки. Толкали они власти, как свои, так и советские, давно, ещё с довоенных и военных лет, и наконец добились своего. Ещё в феврале 1941 года было заключено соглашение о товарообороте, после чего всё пошло на удивление хорошо: выходивший в Цюрихе на трёх языках (но не с одинаковым текстом) журнал «Хозяйство и техника Швейцария-СССР» пестрел рекламой швейцарских товаров ‒ от станков до часов ‒ вроде бы для советского рынка.

В процессе налаживании контактов очередь дошла до, наверное, главной символической отрасли швейцарской промышленности ‒ часового дела. И советские делегации, словно вняв рекламе и памятуя о том, чем спокон веков славились швейцарские земли, давно хотели навестить самое сердце часовой промышленности ‒ города и заводы так называемой «Юрской дуги».

В Стране Советов живо интересовались швейцарскими часами и технологиями их производства ещё задолго до нового взаимного дипломатического признания, при отношениях, казалось, находившихся на нуле. В конце 1934 года, всего через 11 лет после процесса Конради, о котором подробно рассказывала Наша Газета, во времена, когда взаимные проклятия лавиной обрушивались из официальных и неофициальных источников, Федеральный департамент экономики как ни в чём не бывало оповещал Швейцарскую часовую палату о том, что «представители СССР предполагают в ближайшем будущем посетить несколько наших часовых заводов». И далее: «Как вы знаете, Россия намеревается развивать на своей территории часовую промышленность. В связи с этим бросается в глаза, что упомянутая поездка представила бы определённую опасность...». Перед лицом этой гипотетической опасности тогдашний глава департамента, федеральный советник Эдмунд Шультес счел необходимым «незамедлительно предупредить швейцарских производителей часов и просить принять их необходимые меры».

Глава палаты Эдуард Тиссо докладывал через три дня, что будет сделано все возможное, чтобы посещение фабрик не состоялось. В любом случае, по словам Тиссо, советские представители увидели ли бы лишь пустые фабрики, без оборудования –неужели его срочно эвакуировали бы? Глава палаты отмечал также, что, по его мнению, инициаторами визита стали заводы в Таванне, в Бернской Юре, которые «хотели бы вести дела с упомянутой страной».

История умалчивает, состоялся ли в конце концов визит, но поражает одно. Даже учитывая заявление о таваннских заводах (может, там были сильны левые политики, симпатизировавшие Советской России), никакой идеологической составляющей в духе процесса Конради во всей этой и последующей переписке, которая хранится в Федеральном архиве Швейцарии, не прослеживается. «Нет контактам с Советами», но не потому, что большевики свергли законную власть, конфисковали имущество швейцарских граждан, а многих из них убили, арестовали или сослали... «Нет» лишь потому, что они могут выведать технологические секреты. То есть «нет» промышленному шпионажу вообще, а не советскому шпионажу в частности.

Весной 1941 года, по случаю заключения торгового соглашения с СССР, Швейцарская часовая палата обосновала в четырёхстраничной докладной записке свой отказ согласиться с советскими требованиями о технической помощи. Это удивительный документ. В нём тоже нет никакого обвинения большевиков в кровавой тирании. Только прагматика и экономика: швейцарцы никогда не вывозили свою часовую промышленность и её технологии за рубеж, и нет никаких оснований менять эту позицию. До революции Россия покупала швейцарские часы в большом количестве, сейчас этого не происходит, поэтому советский рынок не представляет для часовщиков особого интереса. СССР к тому же изъял из рынка потребления швейцарских часов Прибалтику и нанёс сильный ущерб другому рынку – Финляндии (кто не знает, тот и не поймёт, что речь идёт о свежих политических новостях 1940 года – настолько аккуратно всё сказано). Вот если бы Советы купили за несколько ближайших лет два миллиона готовых часов на сумму в десять миллионов франков, то тогда к советским требованиям можно было бы прислушиваться, а так – нет!

В июле 1947 года, когда речь шла уже о взаимно признавших друг друга государствах, новая советская делегация из трёх человек собралась прибыть в Швейцарию для ознакомления с местной часовой промышленностью. Запрос на визу был сделан аж на шесть месяцев. Главой делегации значился Борис Гаев. Это достаточно известное имя в истории советской науки и техники. Борис Александрович Гаев (1905‒1974) с 1942 по 1947 годы был главным инженером часового завода «Восток» в Чистополе (подчинялся завод Наркомату миномётного вооружения ‒ миномёт тоже должен работать как часы, это понятно!). Часовой завод «Восток», кажется, единственный сегодня из сохранившихся советских часовых заводов. Многие позакрывались, другие собирают китайский ширпотреб или что-то в этом духе, а этот, в Татарстане, ещё жив, находится в прекрасном состоянии и по-прежнему производит часы.

Автору пришлось консультироваться со специалистами на предмет того, действительно ли разбирался Гаев, куда более известный как инженер-конструктор вооружений, в часах, или же вся «часовая» история затевалась для отвода глаз, а делегация имела какие-то другие цели? Борис Гаев обладал очень широким инженерным образованием в области электротехники. В Ленинградском физтехе, с которым связана почти вся его жизнь, он работал вместе с Я. Б. Зельдовичем и Ю. Б. Харитоном, представлять которых не нужно. Как выразился в переписке с автором один знаток истории советской науки и техники, «тупых Иоффе [т.е. знаменитый Абрам Фёдорович, «отец советской физики», чьим учеником был Гаев ‒ И.Г.] не держал».

Чистопольский завод был во времена Гаева чисто оборонным предприятием, он делал точную механику для оружия: таймеры, механизмы взрывателей. Гаев участвовал в атомном проекте с А. П. Александровым и И. В. Курчатовым: отсюда у него высокие награды ‒ две Сталинские премии. В часах Борис Александрович, насколько необходимо инженеру-руководителю, конечно, разбирался: часы были проще того, что он делал для военных. Кстати, в Чистополе у Гаева впервые в мире часы собирал автомат (сейчас бы сказали «робот»). Хороший руководитель старался делать хорошие часы. Но знали и хвалили его не за часы, и премии давали за другое.

О том, кем реально были двое спутников Гаева, история умалчивает. Жили они в Москве, тогда как у Гаева в анкете был указан чистопольский адрес: Константин Чекунин, 1909 года рождения, Маросейка, 9; и Николай Бальзамов, 1908 года рождения, Малая Грузинская, 52/34. По неписанным правилам, один явно был сопровождающим из МГБ, а второй ‒ из главка профильного наркомата. Простого переводчика, наверное, приставили бы из советской миссии. Фамилии их в списках на визу излагались именно в таком порядке: Гаев, Чекунин, Бальзамов. То есть не по алфавиту и не по дате рождения, а, видимо, по званию и/или должности.

Заключение Федерального департамента экономики от июля 1947 года было следующим: «Поездка данных иностранцев в нашу страну представляет для нашей часовой промышленности опасность, которую мы не скрываем. Тем не менее, всесторонне изучив вопрос, мы, хоть и скрепя сердце, приходим к выводу, что наше руководство не может препятствовать этой поездке. Необходимо тем не менее ограничить пребывание упомянутых лиц двумя месяцами, а нашим часовщикам следует принять все необходимые меры предосторожности, чтобы избежать всего, что могло бы нанести ущерб нашей национальной промышленности».

Из документов Федерального архива остаётся неясным, приезжала ли в конце концов делегация в Швейцарию ‒ в Ла Шо-де-Фон и Бьенн ‒ на новых условиях или нет, но ход событий явно заставил часовщиков перестроиться. Ещё при заключении соглашения 1941 года советская сторона особо подчёркивала свою заинтересованность в том, чтобы швейцарская часовая промышленность оказывала техническую помощь своей советской сестре. В октябре 1947 года капитаны часовой промышленности (руководство Швейцарской часовой палаты, Швейцарской федерации объединений производителей часов и другие) активно обсуждали на формальных и неформальных встречах с представителями правительства вопросы возобновления переговоров с СССР по экономическим вопросам. Швейцарских часовщиков переговоры эти интересовали сугубо из-за, как говорилось в письме из Федерального департамента экономики, «советских требований», их весьма тревоживших. Правительство заверяло часовщиков в своей полной поддержке, но только в общих словах – тенденцию развития определяли не часовщики с их страхами, а политики с их желанием связи с Советским Союзом всё более и более расширять.